«От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017) - Андрей Углицких

Коля – «крестный отец», который так напугал «великокнягиню» – это небезызвестный Николай Пашков, оренбургский (орский) водитель – дальнобойщик, крепко скроенный мужик «около полтинника» в малиновом пиджаке. Коля был маниакально одержим своими стихами, которые готов читать был, не переставая ни на минуту, двадцать пять часов в сутки, и почти постоянно окружен и загружен спиртными напитками, которые он, так же, как и стихи свои, тоже любил «читать». Из особых внешних примет поэта: фигура боксера – тяжеловеса, взгляд с прищуром и характерный для драчунов «ломаный» нос. В силу всего вышеперечисленного, жизнь у этого, действительно, незаурядного литератора, уральского самородка, была почти непрерывной цепью каких – то историй, скандалов… Сейчас я понимаю, что Н. Пашков был талантливым не только поэтом, но еще и пиарщиком, точнее, самопиарщиком (может быть, неосознанно, герой наш подражал С. Есенину времен «Москвы кабацкой»? ).

Тонкий и начитанный Константин Паскаль обратился к коллегам по творческому цеху со следующими, взвешенными на добрых пасторских весах христианского законопослушия и идиллической трезвенности, словами (правда, в последнем предложении чертик, все – таки, выглянул из табакерки, но – лишь на мгновенье, не боле…):

«Вы помните, вы всё, конечно, помните… Добрая погода, добрые лица, добрые слова – в общем, всё было по – доброму, скромно и без лишнего пафоса. Сам процесс приглядывания, прислушивания друг к другу безусловно способствовал пробуждению творческого аппетита. Но главными лицами праздника были, всё – таки, наши метры: С. Н. Есин, В. В. Сорокин, Л. И. Скворцов, Ю. П. Кузнецов, Е. Е. Чернов. Ректор поздравил всех с началом учебного года и напомнил о порядке и дисциплине. Валентин Васильевич и Лев Иванович подбадривали, вселяли уверенность, и даже строгий и авторитетный Юрий Поликарпович показался не страшным, а весьма милым и слегка вальяжным. Так о чём, бишь я? О литературе, конечно! Нам дали кров, пищу, книги, потрясающих преподавателей, Москву и москвичей на целых два года. Старт дан. Шансы равны. Работы навалом, а пока… Ребята, давайте шуметь!»

Поэтическая часть корпуса «Вестника» была представлена стихами Валентины Бондаренко:

«Мы стартовали. Виват, ВЛК!Пусть за строкою ложится строка,Нужные пусть к нам приходят слова,Пусть преклонится пред нами Москва!..

Пусть это будет!И вместе с тем ижеНадо узнать намДруг друга поближе,

И, чтоб создатьНаше светлое братство,В «Вестнике» нашемВсем вместе собраться…

Тучи идут над осенней Тверской.Город живёт суетой и тоской,Но в институте сквозь дым табакаСветит народу звезда ВЛК!»

И, наконец, Есина Елена «выдала на гора» прозаический опус, мастерски стилизованный под летописца Нестора (вот что значит – фамилия!):

«В лето 7506 призвал декан ВЛК Валентин свет Васильевич Сорокин сказителей многих под свою одесную руку: и варягов, и словен, и чуди разной, и кривичей, и древлян, и полян, и северян, и вятичей и хорватов и прочая. Явились они во град Московский, ибо не знали они не греческого, ни латыни гладкой. И послал им Бог учителей, кои могли им поведать о книжных словах и о смысле их.

И были меж поэтами древлянин Николай Орский (речь опять, конечно же, о Н. Пашкове – А.У.) и княгиня полянская Ольга. Эта Ольга с малых лет искала мудростью и нашла ВЛК.

Приходил к ней Николай сватать: «Поди замуж за меня. Много даров я дам тебе, пришлю, не скупясь: и меда бортного и мехов горностаевых и воинов прелестных в помочь, сколько хошь!» Но знала красна девица нрав его древлянский, изменщицкий – засылал сватов Николай тихою сапой не на один двор! И положила на него такую тягость: ходить каждый день на семинары и лекции.

А в это время дружина князя Московского Юрия взяла в полон славен ВЛК и дань требует, говорит: «Нет у вас охранной грамоты с печатями». Откупались литераторы малой данью, а княгиня с боярыней Ниной Аверьяновной за них радели и челобитные плели…

(продолжение следует)

Записала Е. Есина (со слов старца Нестора)»

Так выглядел тот, самый первый номер «Вестника». И – последний, одновременно. Не знаю, как об этом и говорить, но произошла странная вещь: мне дали понять, что дальнейшее несанкционированное, вольное словоизвержение курсантское, это – не желательно. Нет, никто никого никуда не вызывал, слова худого не сказал… Никто… Ничего… Однако – понять дали… И я – понял. Что мне еще учиться и учиться… Что я неизбежно вынужден буду пропускать некоторые занятия, что… И решил – что будет лучше, если мы никого не будем дразнить… Ребята этого некоторое время не понимали, ко мне подходил Паскаль, тот же, интересовался судьбой следующего выпуска. Я отвечал уклончиво. В общем, спустили это дело на тормозах. Была такая история.

Теперь – о преподавателях… Ну, об этом можно говорить бесконечно.

Впрочем, прежде всего, надо, все – таки, сказать о моих коллегах, сокурсниках, хотя бы, бегло… Пусть не о всех, но о тех, кто мне был ближе, понятнее, что ли. Наверное, суть проблемы состояла в том, что …не живал я в общежитии литинститутском, не варился в повседневных междусобойчиках, тех, добролюбовских и, поэтому, возможно, казался всем, немного, так сказать, не от мира сего, не совсем своим, что ли. Это соответствовало действительности, действительно, далек был я от всего этого. По разным причинам, в том числе, и по обьективным. В общем, так получилось, что из всех слушателей ВЛК стали мне ближе всего товарищи мои по нашему критическому, «гусевскому» семинару: Сергей Щученко, киевский писатель – цельный, разносторонний, универсальный литератор, рассудительный, вдумчивый рижанин Владимир Тепляков, а также Вячеслав Свальнов – московский поэт и столичный прозаик Елена Есина.

ВЛК 1997—99. Участники семинара проф. В.И.Гусева (слева направо): Владимир Ермолаев (Челябинск), Татьяна Хлебянкина (Талдом), Андрей Углицких (Москва), Андрей Смолин (Вологда), Владимир Иванович Гусев, Владимир Тепляков (Рига), Константин Паскаль (Рязань), Сергей Щученко (Киев), Евгений Кольцов (Благовещенск). Осень, 1997

Остальные были или подальше, или совсем уж далеко. Это нормально, кстати – ведь каждый, кому выпал жребий и крест учиться в столь престижном учебном заведении – ставит перед собой какие – то свои конкретные цели, которых и добивается впоследствии, одному ему лишь ведомыми способами. К тому же ВЛК – действительно, не пионерский лагерь, где, по определению, «один за всех и все за одного». Но, так или иначе, я с благодарностью вспоминаю всех своих коллег, приятелей, товарищей тех лет, интересуюсь судьбой их, и желаю всем им, без исключения, всяческого благоденствия и процветания. С некоторыми сокурсников, стали мы более близки, почему – то, уже после завершения обучения. Например, с поэтом Толей Першиным из Тамбова, сибирячкой Таней Мейко, моим земляком – пермяком Игорем Черницким… Изредка напоминает о себе прозаик Андрей Мухраев. Периодически обмениваемся эсэмэсками с Таней Хлебянкиной, иногда встречаемся в коридорах писательских с Еленой Есиной. Не могу не сказать и о том, что некоторые из болезней творческого роста не обошли, таки, стороной и наш, не привитой от кори зазнайства и коклюша самолюбования, курсантский организм – первое время слегка заносчиво вели себя, так называемые, «поэты», то есть, ребята, отобранные Юрием Поликарповичем Кузнецовым в свой семинар. Наверно, сам факт такого отобрания уже воспринимался частью из них, как прижизненное, пожизненное и неоспоримое признание собственной гениальности. Однако, к чести подавляющего большинства «кузнецовцев», должен сказать, что продолжалось это не слишком долго: ко второму курсу ситуация стала значительно лучше, терпимее, учтивее, что ли… Но – что было, то – было, слов из песни не выбросишь…

Теперь можно и о преподавателях…

Удивительным, не иначе, образом сохранилось расписание занятий на ВЛК на первый семестр 1997:

Говоря о ситуации в целом, не вполне могу согласиться с одним из мнений, высказанных С.Н.Есиным в опубликованных им «Дневниках»: «…Невольно сравнил с нашими кафедрами, у нас никакой истории, все закончилось на таких легендарных именах, как Дынник и Еремин, дальше пошли персонажи, для которых Литинститут – одно из мест работы, но и там, где они пишут книги и реферируют статьи, тоже не будет никакой истории…» Не знаю. Может быть, нам так повезло, может, колокольня, с которой на мир взираю – низковата, но, по мне, все наши преподаватели, еще раз подчеркну это – именно ВСЕ – были именно личностями, а никакими «не персонажами», там…